Вход в реанимации должен быть открыт 24 часа в сутки, семь дней в неделю. О новой норме до сих пор знают не во всех больницах и не все врачи.
Приказ Минздрава об открытом допуске в реанимации в формате 24 часа в сутки 7 дней в неделю был утвержден 29 июня 2016 года, и на это волонтерам и активистам потребовалось несколько лет. Но два месяца спустя повсеместного прогресса в решении проблемы нет.
Анастасия Леухина, один из инициаторов приказа о допуске в реанимацию:
Наверное, мы все привыкли к безнаказанности. Некоторым врачам кажется, что этот приказ не для них, и им не нужно его выполнять. Иначе мне сложно понять, в чем заключается проблема и почему родственникам отказывают в доступе в реанимации
Что происходит в больницах
Анастасия Леухина:
Насколько нам известно, в некоторых больницах приказ начал выполняться в той или иной степени, но глобальных перемен не произошло, и есть немало врачей, которые по-прежнему не пускают родственников
Одна из общественных инициатив по открытому доступу в отделения интенсивной терапии родилась после того, как в реанимации в одиночестве умер полуторагодовалый Елисей. Его мама Ирина Кудинова почти месяц была вынуждена ежедневно выбивать у врачей право войти в палату к своему ребенку. После смерти сына Ирина Кудинова вместе с Анной Карашивской создали общественную организацию “Бути поруч. Реанімації, дружні до дитини”.
Анна Карашивская:
Приказ министерства вступил в силу и должен выполняться. Но мы знаем, что в некоторых лечебных учреждениях о нем вообще не знают. Пока все дойдет сверху вниз, до конкретных больниц – это длинная история. Те врачи, у которых есть Facebook и которые активно интересуются, общаются со своими коллегами, в курсе. Но у таких прогрессивных врачей, если честно, и раньше особых проблем с допуском не было.
Ирина Литовченко:
Многие больницы открыли двери в реанимации только в определенное время, например, с 9 до 18. Многие продолжают открыто не допускать родственников в реанимации. В общем, кому как удобно.
По ее словам, ситуация с детскими реанимациями уже улучшилась, а вот с допуском во взрослые хуже – многие врачи оказывают резкое сопротивление.
Анна Карашивская:
Никто не был готов к этому, ни некоторые родственники, ни врачи.
Ирина Литовченко,соучредитель фонда Таблеточки:
Многие больницы открыли двери в реанимации только в определенное время, например, с 9 до 18. Хоть так – раньше на это вообще два часа давали. Многие продолжают открыто не допускать родственников в реанимации. В общем, кому как удобно.
Набор аргументов, которые приводят больницы для отказа в допуске в реанимации, стандартный и не меняется уже много лет.
Анастасия Леухина:
Во-первых, упоминаются санитарно-гигиенические риски. Но мнение о том, что посетители занесут инфекцию – миф. Уже во всем мире пришли к тому, что намного страшнее внутрибольничные инфекции. Второй аргумент – что это будет мешать врачам выполнять свои обязанности. В большой степени тоже миф. Те больницы, которые давно практикуют открытый доступ, говорят, что посетители и особенно родители, наоборот, помогают ухаживать за больными, разгружают медперснал. И третий аргумент, который проявился в недавнем случае в Житомире – что все посетители неадекватные, будут конфликтовать с врачами и мешать им спасать жизни людей в реанимации. Мне кажется, это очень спорный вопрос о том, какой у нас процент неадекватных людей в обществе. И хорошо еще, что мы не поднимаем вопрос о самих врачах, потому что иногда, когда я слушаю истории из больниц, у меня возникает сомнение в адекватности самого медперсонала.
Противники в Верховной Раде
В начале августа на своей странице в Facebook глава комитета Ольга Богомолец написала:
Комитет по вопросам здравоохранения сознательно, большинством голосов не поддержал законопроект, который разрешает открытый доступ родственникам в реанимационные отделения для взрослых, понимая опасность для работы и жизни врачей и здоровья других пациентов, которую может создать неконтролируемый доступ неподготовленных родственников в отделение, где каждая секунда работы врача золотая.
Законопроект, разрешающий доступ родственников в реанимации, был внесен в Верховную Раду в мае. Его подала народный депутат Елена Сотник, которая сама столкнулась с проблемой закрытых реанимаций – четыре дня ее не пускали к мужу в палату интенсивной терапии.
Комментарий Елены Сотник:
Закрытые реанимации – это советский атавизм. Они закрыты потому, что за этими дверями скрываются три основные проблемы. Первая – неучтенное количество лекарств, которое дается или, возможно, не дается пациентам. Второе – неконтролируемый уход. Фактически вы не знаете, оказали вашему родному или ребенку помощь или нет. И третье: родственники – это наибольший контролер медицинского сервиса.
По ее словам, во всех странах мира реанимации открыты, и то не только передовые Германия, США, Израиль, но другие, которые недалеко в своем экономическом развитии ушли от Украины. “Потому что там есть этика и людям нечего скрывать”, – сказала она.
Анастасия Леухина:
Любое общество состоит на 99% из адекватных людей и 1% людей с изначально девиантным поведением. Это требует реагирования полиции, но это не значит, что из-за них надо закрывать доступ в реанимации.
Но предложение Сотник не прошло дальше парламентского комитета. “Верховная Рада не выносила на голосование данный законопроект, и решение по нему не принималось”, – написала Богомолец. В этом же сообщении она приносит соболезнования заведующему реанимацией в житомирской больнице, которому якобы сломал нос неадекватный посетитель. “Буду требовать от правоохранительных органов жестокого наказания лица, которое парализовало работу целого отделения”, – пообещала она.
Волонтеры с такой позицией профильного комитета не согласны. “Любое общество состоит на 99% из адекватных людей и 1% людей с изначально девиантным поведением. И это касается не только реанимации, а и улиц, школ, поликлиник. Этот 1% требует реагирования полиции, но это не значит, что из-за них надо закрывать доступ в реанимации”, – считает Анастасия Леухина.
По ее словам, эмоциональная эскалация, как правило, происходит с обеих сторон. “И очень часто, на самом деле, ее провоцируют сами доктора тем, что они: а) не пускают родственников в реанимацию, и б) не дают им никакой информации, ничего не объясняют и тем самым приводят людей в крайнее отчаяние. Если будет налажена нормальная коммуникация между пациентом, родственниками и врачом, то у нас есть все шансы свести такие ситуации к минимуму”, – уверена она.
В любом случае и независимо от позиции комитета по вопросам здравоохранения, говорит Анастасия Леухина, приказ Минздрава о допуске в реанимации действует, и ничто не должно мешать его исполнению. “Законопроект был внесен в Верховную Раду только для того, чтобы закрепить это право на законодательном уровне и более четко прописать его в законе об основах здравоохранения. Но, по сути, принятие или непринятие этого законопроекта парламентом не влияет на исполнение приказа. Просто закон мог бы гарантировать, что в министерство здравоохранения не придет кто-то новый и не отменит его росчерком пера”, – пояснила она.
Позиция нового руководителя Минздрава
По словам активистов, больше месяца приказ пролежал в Минздраве практически без движения: его не спустили вниз, в больницы, не было и обещанного расширенного селектора для руководства облздравов. С приходом и. о. министра Ульяны Супрун ситуация изменилась. 12 августа в Минздраве состоялась встреча Супрун с волонтерами, на которой она пообещала полную поддержку. “Приказ Министерства здравоохранения об открытых реанимациях пошел по регионам, и мы ничего не меняем… Если будут проблемы, чтобы сразу обращались к нам, и чтобы мы могли реагировать”, – сказала министр.
Фотопроект “Бути поруч” из открытых реанимаций: выставка в Минздраве
“Они действительно провели и проинструктировали все облздравы по поводу того, что этот приказ в силе и обязателен к исполнению. Ульяна Супрун обещала нам на встрече принять максимальные меры”, – говорит Анастасия Леухина.
Позицию нового главы Минздрава подтверждают и в фонде Таблеточки. “Ульяна Супрун провела селектор с облздравами и обратила их внимание на то, что реанимации имеют полный открытый доступ. Сейчас мы с общественными активистами пытаемся систематизировать работу по контролю за реанимациями. Мы попросили министерство сформировать перечень отделений интенсивной терапии по областям, чтобы мы для этих отделений подготовили информационные материалы – о правах и обязанностях врачей. И чтобы запустить горячие линии, на которые смогут жаловаться, например, родственники”, – рассказала Ирина Литовченко.
Что делать, если вас не пускают
Анастасия Леухина:
Для нас очень важны официальные обращения граждан. Потому что, если их нет, то и проблемы тоже нет. Очень важно, чтобы люди сами не молчали, не сидели под дверями реанимаций, а обращались к администрации больницы, показывали приказ с требованием обеспечить доступ, и если что – обращались в Минздрав напрямую.
Анна Карашивская советует обязательно приходит в реанимацию с текстом приказа, поскольку о его существовании до сих пор знают не все: “С текстом приказа. И объяснять: мы согласны со всеми ограничениями, но право, которое гарантировано приказом, есть право. О любых нарушениях этого права нужно сообщать. Иначе это не будет работать”.
“Самое простое – распечатать этот приказ. Возможно, до больницы еще не дошла эта информация. Можно принести и показать его медикам. Если не выходит – то идти к заведующему отделением, к главному врачу. Если опять не получают никакого отзыва, то обязательно надо фиксировать отказ письменно, писать жалобу на главного врача, обращаться в Министерство здравоохранения. Потому что если мы не будем фиксировать эти случаи, если люди будут молчать и не начнут бороться за свои права, мы никогда не сдвинем эту проблему с места и не добьемся ее разрешения”, – предупреждает Литовченко.
Телефон горячей линии Минздрава 0-800-801-333 доступен только в будние дни.
Входить в конфликт с врачами в то время, когда ребенок находится в реанимации, я бы не очень советовал. Я вообще желаю искать и находить золотую середину, – врач Павел Сильковский
Павел Сильковский – врач-анестезиолог Ровенской областной детской больницы, где давно практикуется открытый доступ к детям-пациентам, предупреждает: в стремлении отстоять свои права главное – не переусердствовать и не выходить на конфликт:
Родители тут находятся в наименее выгодной позиции. Входить в конфликт с врачами в то время, когда ребенок находится в реанимации, я бы не очень советовал. Я вообще желаю искать и находить золотую середину.
Врач признает – с одной стороны, есть большое количество врачей, которые реально противодействуют и не хотят практиковать открытые реанимации: “Но есть и довольно агрессивные родственники, которые приходят и начинают ссориться, входить в конфликт. Это вредит процессу лечения и детям. Поэтому мне кажется, что это уже больше ответственность наших активистов и журналистов, которые замечают, озвучивают и освещают подобные случаи. Я вообще за эволюционный путь. А когда врачей ломают и заставляют, – это не приносит пользы, это контрпродуктивно”.
Валерия Кондратова